Стена

[Саша Львовский]

Михаил Вайскопф


Стена


Речь идёт о стене между «русскими» репатриантами и коренным населением Израиля. Когда я пытаюсь как-то определить их взаимоотношения, мне приходит в голову именно этот образ. За те три десятилетия, что я живу в Израиле, я постоянно убеждаюсь, что стена эта только разрастается. Есть, конечно, и лазы, подземные ходы, какие-то лесенки, но суть дела от этого не меняется.

Чем лучше и успешнее проходит абсорбция, чем легче встраивается человек из России в израильскую жизнь, тем, по моим наблюдениям, он всё явственнее от неё отчуждается. Опять-таки, сужу только по личным впечатлениям, но у меня их накопилось достаточно много и на самом разнообразном материале. Общая картина примерно такова. Человек приезжает из России с горячим желанием отождествиться с новой средой. Потом наступает охлаждение, и с годами оно только растёт. Практически все мои друзья спустя десять, двадцать или тридцать лет вполне благополучной израильской жизни возвращаются в «русскую» среду. Это касается гуманитариев, физиков и т.д. Собственно говоря, исключения мне почти неизвестны. Проблема тут вовсе не в степени владения ивритом. Ведь то же самое происходит с людьми, говорящими на нём абсолютно безукоризненно, без малейшего акцента. Профессор университета уклоняется от научных дискуссий с сабрами, предпочитая им «своих» либо американцев и европейцев (причём, уверяю вас, вовсе не по карьерным соображениям). Знакомый художник, отбрасывая надоевшую ему «А‑Арэц», возвращается к русской печати и русским книгам. По долгу своей работы (я редактировал молодёжный журнал) я знаю немало подростков и молодых людей, закончивших школу в Израиле, но выбирающих русскую среду, хотя иврит для них практически родной язык. Нередко писать они тоже предпочитают по-русски, хотя иврит знают лучше. Ещё одно интересное явление: рождённые или выросшие в Израиле дети репатриантов из России зачастую предпочитают общаться друг с другом в своём же кругу, хотя говорят между собой на иврите.

Никак не иначе обстоит дело в «русской» религиозной среде. Каждый, кто знаком с ней, знает, что возникают и продолжают складываться группы ортодоксов, живущих обособленно от своих единомышленников-сабр. Могу сослаться хотя бы на кружок иерусалимских каббалистов – кстати, превосходных знатоков предмета. «Зоар» и другие книги они предпочитают обсуждать между собой по-русски, хотя не испытывают ни малейших проблем с ивритом. Мне приходилось даже слышать разговоры о том, что «русские» создают в Израиле особую форму иудаизма.(Порой эта отчуждённость приводит к парадоксальным последствиям: поговаривают, что «русский» каббалист Лайтман стал духовным наставником для киббуцников, возвращающихся к иудаизму, – вероятно, в силу своей отчуждённости от привычных и ненавистных им форм еврейской религии.) В качестве возражения мне могут сослаться на те или иные случаи идеальной культурной абсорбции – на те ситуации, когда бывшие репатрианты полностью, без всякого остатка растворяются в израильской ивритоязычной жизни. Но, как правило, это происходит лишь с людьми, прибывшими из провинциальных регионов и слабо знакомых с русской культурной традицией, – иначе говоря, им почти нечего терять в духовном смысле.

Что всё это значит? Как минимум, одно: нынешний ивритоязычный Израиль лишён силы притяжения. Он наделён, скорее, силой отталкивания. В религиозной среде люди абсорбируются всё-таки легче, но отталкивание ощутимо и там. Один мой знакомый говорил мне на днях: «Странное дело: я приехал в Израиль в возрасте 17 лет. Учился, вероятно, в лучшей ешиве – в Гуш-Эционе. Мой раввин –профессор Оксфорда, эрудит с широчайшим кругозором. Я занимался с восторгом и увлечением. Но вот я закончил ешиву, давно потерял его из виду. И странное дело: мне интересно беседовать, помимо бывших соучеников, тоже только с выходцами из западных стран или земляками, но не с сабрами. У меня нет ни малейших языковых ограничений – но меня удручает ограниченность их кругозора, скудость общекультурных запросов. Мне просто не о чем с ними говорить».

С израильской стороны отталкивание выражается по-разному – и прежде всего в отказе самих израильтян от любой формы равноправия по отношению к «русским». Послушайте радиопередачи на иврите, взгляните на экраны телевизоров. Свыше миллиона человек, пятая часть населения страны, стали невидимками. Они не существуют, а лишь мерцают где-то за гранью сознания. Они сгущаются и обретают телесные формы только для того, чтобы совершить очередное правонарушение. В ивритоязычных СМИ «русские», как правило, представлены лишь в классическом образе воров, алкоголиков, наркоманов и проституток. В таких случаях СМИ с наслаждением оглашают их экзотические имена (применительно к другим этническим группам выказывается куда большая деликатность).

Сборник рассказов израильских писателей, пишущих по-русски, умное издательство так и назвало: «Призраки Израиля». Дизайн обложки соответствующий: всё в чёрных, мрачных, загробных тонах; заглавие двухцветное, красным – «Призраки», нежно-голубым – «Израиля». Судя по прессе, беллетристике, кинофильмам, «русские» по душе израильтянам лишь в наиболее безобидном своём амплуа: снисходительно относятся к старушкам или старичкам, либо к беззащитным молодым женщинам, внушающим желание им помочь, – сошлюсь хотя бы на такой парад стереотипов, как фильм «Друзья Яны». (Зато молодые мужчины, напротив, внушают опасение, и в том же фильме их образ трактуется крайне негативно.) Пример другого рода, но, в сущности, родственный, – думаю все помнят, как отвратительно и сухо освещала израильская пресса трагедию в «Дельфинарии». Или пример совсем недавний: 25 ноября прошлого года покончил с собой 37-летний художник, выходец из России Александр Роттенберг (выбросился из окна). Он оставил после себя молодую жену и месячного ребёнка. Так вот, по радио и телевидению, вещающим на иврите, я тогда не услышал ни одного упоминания в ивритоязычном издании об этом событии. Представьте себе, что было бы, если бы такое произошло с его местным коллегой. За несколько лет до этого приблизительно так же отнеслись к трагической гибели 27-летней Анны Горенко, самого талантливого поэта «русского» Израиля.

Ещё я вспоминаю одно выступление знаменитого израильского писателя (назовём его, скажем, А.Б.Г.) на закрытом симпозиуме в Министерстве абсорбции, проходившем где-то в середине 90-х годов. Обращаясь к «русским», он сказал буквально следующее: «Мы-то сначала обрадовались, когда началась русская алия: вот, думаю, к нам едут новые читатели, а, оказывается, они предпочитают не читать на иврите, а сами писать по-русски. Это ещё зачем?» Кто-то из новых репатриантов, как водится, пожаловался на то, что профессорам из России приходится подметать улицы и мыть машины. А.Б.Г. отозвался бодро и жизнерадостно: «А что в этом плохого? Ведь тем самым они набираются нового ценного ментального опыта, который им пригодится, когда они начнут писать на иврите.»

Видимо, израильские интеллектуалы настолько эгоцентричны, настолько не уверены в себе и настолько боятся за свою гегемонию, что не выносят никакой конкуренции. Они боятся, что наплыв русскоязычной интеллигенции, придерживающихся иных предпочтений и иных традиций, умаляет их важность. Объединение русскоязычных журналистов не принимают в Союз журналистов Израиля. А знают ли израильские журналисты, какие гроши платят их русским коллегам?

Следуя могучему инстинкту посредственности, Израиль успешно выталкивает из себя всё самое даровитое в русской алие. За некоторыми исключениями, уехали из страны лучшие математики, физики, музыканты, хореографы, гуманитарии, спортсмены. Уехал, среди прочих, замечательный писатель (и скрипач) Леонид Гиршович, уехал яркий поэт (и отличный учёный) Анри Волохонский. Совсем недавно, где-то в начале декабря, израильский ивритоязычный поэт Меир Визельтир встретил в Москве на книжной ярмарке своего русскоязычного коллегу Михаила Генделева – того самого, которого Хаим Гури не раз величал «нашим национальным поэтом». Визельтир радостно осклабился: «Как? Наш классик предпочитает жить в Москве?» Ещё бы – классику тоже хочется есть, хотя эту его привычку у нас не слишком поощряли. Без талантов нам спокойнее, государство мы маленькое и скромное и сограждан подбираем себе по росту.

Посмотрите на группы солдат: они говорят между собой по-русски, остаются в своей среде, хотя воюют за наше общее государство. Посмотрите на студентов: та же обособленность. Даже «русские» наркоманы обособлены от израильских – те считают их слишком крутыми. Даже в канцеляриях служащие-сабры и служащие-русские, охотно калякая между собой за чаем в буфете, очень редко заходят друг к другу в гости по вечерам. Такой вот «плавильный котёл». А ты, дорогой читатель, часто ли зовёшь к себе на ужин «русских», и часто ли они приглашают тебя к себе?Стена